Слуги Темного Властелина - Страница 104

104

Боковым зрением он увидел, как навстречу через белые дюны идут ожидавшие его люди. Он прокашлялся, встал, машинально отряхнул песок с туники. Над их головами развевался штандарт Аттремпа. Они упали на колени и, упершись ладонями в колени, склонились перед ним до земли. Позади них возвышался небольшой обрыв, а над краем обрыва на фоне неба виднелось огромное серое пятно – очевидно, Момемн, окутанный дымом бесчисленных костров и очагов.

– Мне тебя и вправду не хватало, Ксинем! – сказал Пройас. – Что ты на это скажешь?

Коренастый человек с окладистой бородой, стоявший впереди всех, поднялся на ноги. Пройас уже не в первый раз был потрясен тем, насколько тот похож на Ахкеймиона.

– Боюсь, господин мой принц, что ваши добрые чувства быстро развеются, – ответил Ксинем. Он немного поколебался и закончил: – Когда вы услышите вести, которые я вам принес.

«Ну вот, начинается!»

Еще много месяцев тому назад, до того, как Пройас вернулся в Конрию, набирать свою армию, Майтанет предупредил его, что дом Икуреев, по всей вероятности, создаст немало препон Священному воинству. Однако, судя по поведению Ксинема, в его отсутствие произошло нечто куда более трагическое, чем обычные интриги.

– Я не из тех, кто гневается на вестника за дурные новости, Ксинем. Ты же знаешь.

Он обвел взглядом спутников маршала.

– А где этот осел Кальмемунис?

В глазах Ксинема отразился нескрываемый страх.

– Он убит, господин мой принц.

– Убит? – резко переспросил Пройас.

«Господи, пусть все не начинается так плохо!» Он закусил губу, потом спросил, уже более ровным тоном:

– Что произошло?

– Кальмемунис отправился в поход…

– Отправился в поход?! Но в последний раз, что я о нем слышал, у него не было провианта! Я сам отправил письмо императору с просьбой не давать Кальмемунису ничего, чтобы тот не выступил в поход!

«Господи! Только не это!»

– Когда император отказал им в провианте, Кальмемумис и прочие принялись буйствовать и даже разграбили несколько деревень. Они надеялись выступить против язычников одни, чтобы присвоить себе всю славу. Я едва не подрался с этим проклятым…

– Так Кальмемунис выступил в поход? – Пройас похолодел. – Император снабдил его провиантом?

– Насколько я понимаю, господин мой принц, Кальмемунис практически не оставил императору другого выхода. Он всегда умел принуждать людей делать то, чего ему хотелось. Императору оставалось либо снабдить его провизией и избавиться от него, либо рисковать тем, что Кальмемунис начнет войну против самой Нансурии.

– Ну, войны Святейший Шрайя не допустил бы, – отрезал Пройас, не желая оправдывать никого из тех, кто был виновен в этом преступлении. – Итак, Кальмемунис отправился в поход, и теперь он убит? Ты хочешь сказать, что…

– Да, господин мой принц, – угрюмо ответил Ксинем. Он уже успел переварить все эти факты. – Первая битва Священной войны завершилась катастрофой. Они все погибли – Истратменни, Гедафар, – все бароны-паломники из Канампуреи, и вместе с ними бесчисленные тысячи других, – все они были перебиты язычниками в месте, что зовется равниной Менгедда. Насколько мне известно, в живых осталось только около тридцати галеотов из войска Тарщилки.

Но как такое возможно? Разве Священное воинство можно одолеть в битве?

– Только тридцать? Сколько же их отправилось в поход?

– Более ста тысяч: первые прибывшие галеоты, первые айноны и весь тот сброд, что явился в Момемн вскоре после призыва шрайи.

В воцарившейся тишине слышался только рокот и шипение прибоя. Священное воинство – или немалая его часть – уничтожено. «Быть может, мы обречены? Неужели язычники могут быть настолько сильны?»

– А что говорит шрайя? – спросил он, надеясь заставить эти жуткие предчувствия умолкнуть.

– Шрайя молчит. Готиан сообщил, что шрайя удалился оплакивать души, погибшие на Менгедде. Однако ходят слухи, будто он испугался, что Священное воинство не сумеет одолеть язычников, что он ждет знамения от Господа, а знамения все нет.

– А император? Что говорит он?

– Император с самого начала утверждал, что Люди Бивня недооценивают свирепости язычников. Он оплакивает гибель Священного воинства простецов…

– Гибель чего?

– Так его теперь называют… Из-за того сброда, что увязался с ним.

Услышав это объяснение, Пройас испытал постыдное облегчение. Когда стало очевидно, что на призыв шрайи откликнулась еще и куча всякого отребья: старики, бабы, даже дети-сироты, – Пройас испугался, что их войско будет больше похоже на табор, чем на армию.

– Прилюдно император скорбит, – продолжал Ксинем, – но с глазу на глаз настаивает на том, что никакая война против язычников, будь она хоть трижды священной, не увенчается успехом, если ее не возглавит его племянник, Конфас. Ксерий, конечно, император, но все равно он продажный пес.

Пройас кивнул. Он наконец осознал подробности событий, с последствиями которых ему предстояло иметь дело.

– И я так понимаю, цена, которую он требует за великого Икурея Конфаса, – не что иное, как его договор, а? Этот злосчастный Кальмемунис продал нас всех.

– Я пытался, господин мой… Я пытался образумить палатина. Но мне недостало ни влияния, ни мудрости, чтобы его остановить!

– Ни у кого не хватит мудрости, чтобы остановить глупца, Ксин. А то, что у тебя недостаточно влияния, – это не гноя вина. Кальмемунис был человек самонадеянный и нетерпеливый. В отсутствие более знатных людей он наверняка потерял голову от чванства. Он сам себя обрек на гибель, Ксин. Только и всего.

104