«…И хотя сожительствует он с мужчиной, женщиной и ребенком, хотя совокупляется он со скотами и делает посмешище из своего семени, все же не настолько распутен он, как философ, который совокупляется со всем, что только мыслимо».
Ранняя весна, 4111 год Бивня, северные степи Джиюнати
Найюр оставил позади стойбище утемотов и поскакал на север через голые пастбища. Он миновал стада коров, нехотя помахал стерегущим их далеким всадникам, отсюда казавшимся не более чем вооруженными детьми. Утемоты стали теперь малочисленным народом, не особенно отличающимся от кочевых племен на северо-востоке, которые они время от времени прогоняли. Разгром при Кийуте нанес им более тяжкий урон, нежели всем прочим племенам, и теперь южные сородичи, куоаты и эннутили, беспрепятственно вторгались на их пастбища. И несмотря на то что Найюру с небольшими силами удалось добиться в межплеменных стычках весьма существенных результатов, он понимал, что утемоты находятся на грани уничтожения. Какой-нибудь пустяк вроде летней засухи – и им конец.
Он переваливал через гребни лысеющих холмиков, гнал коня через кустарник и вздувшиеся по весне потоки. Солнце было белым, далеким и, казалось, не отбрасывало теней. Пахло отступлением зимы, сырой землей под иссохшими травами. Перед ним простиралась степь, и по ней ходили под ветром серебристые ковыльные волны. На полпути к горизонту вздымались курганы его предков. Там был похоронен и отец Найюра, и все отцы его рода от начала времен.
Зачем он приехал сюда? Какой цели может служить это одинокое паломничество? Неудивительно, что соплеменники считают его безумным. Что еще думать о человеке, который предпочитает советоваться скорее с мертвыми, чем с мудрыми?
С погребальных курганов взмыл растрепанный силуэт стервятника, проплыл в небе, точно воздушный змей, и скрылся из виду. Прошло несколько мгновений, прежде чем Найюр сообразил, что именно показалось ему странным. Кто-то умер там – и не так давно. Кто-то, человек или зверь, оставшийся непогребенным и несожженным.
Найюр из осторожности перевел коня на рысь и заглянул в просвет между курганами. Холодный ветер ударил ему в лицо и разбил волосы на отдельные пряди.
Первого мертвеца он нашел неподалеку от ближайшего кургана. Из спины у него торчали две черные стрелы, выпущенные с достаточно близкого расстояния, чтобы пробить соединенные проволочными кольцами пластины доспеха. Найюр спешился и принялся разглядывать землю вокруг Фупа, раздвигая траву. И он нашел следы.
Шранки. Этого человека убили шранки. Он снова оглядел стоящие вокруг курганы, пристально всмотрелся в волны трав, прислушался. Однако слышен был только свист ветра да временами далекие крики ссорящихся из-за добычи стервятников.
Мертвец не был изуродован. Шранки не завершили своего дела.
Найюр перекатил труп на спину носком сапога; стрелы сломались с сухим треском. Серое лицо равнодушно пялилось в небо, запрокинутое назад в смертной судороге, однако синие глаза еще не запали. Это был норсираец – по крайней мере, судя по светлым волосам. Но кто он? Один из участников набега, чей отряд шранки одолели численным превосходством и загнали на юг? Такое уже бывало.
Найюр взял коня под уздцы и заставил его улечься в траву. Потом обнажил меч и, пригнувшись, побежал дальше. Вскоре он очутился между курганов…
Там он и нашел второго покойника. Этот умер лицом к врагу. Из его левого бедра торчала обломанная стрела. Раненый, он вынужден был отказаться от бегства, и убили его так, как это принято у шранков: вспороли живот и придушили его собственными кишками. Но, не считая вспоротого живота и простреленной ноги, других ран Найюр на нем не увидел. Он опустился на колени, взял холодную руку трупа, пощупал ладонь и пальцы. Слишком мягкие. Значит, не воин. По крайней мере, не все они воины. Кто же эти люди? Что за чужеземные глупцы – да еще и городские неженки! – готовы были рискнуть встречей со шранками, чтобы попасть в земли скюльвендов?
Ветер внезапно переменился – и Найюр понял, что стая стервятников совсем близко. Он завернул налево, чтобы приблизиться к тому, что, по всей видимости, представляло собой самое крупное скопление мертвецов. На полпути к вершине кургана Найюр наткнулся на первый труп шранка. У него была наполовину отрублена голова. Как и все мертвые шранки, этот был тверд как камень, кожа потрескалась и сделалась иссиня-черной. Он лежал свернувшись, точно собака, и все еще сжимал свой роговой лук. Судя по расположению трупа и по примятой траве, Найюр понял, что его зарубили на вершине кургана, но удар был настолько силен, что шранк скатился почти до подножия.
Оружие, которым был убит шранк, Найюр нашел немного выше по склону. Железный топор, черный, с кольцом человечьих зубов, вделанных в рукоятку, обтянутую человечьей же кожей. Шранк был убит шранкским же оружием…
Что тут произошло?
Найюр внезапно остро ощутил, что стоит на склоне кургана, посреди своих мертвых предков. Отчасти его возмутило подобное святотатство, однако еще сильнее он испугался. Что это могло означать?
Тяжело дыша от волнения, он поднялся на вершину.
У подножия соседнего кургана теснились стервятники, горбились над своей добычей, ветер ерошил их перья. Между них шныряла стайка галок, которые перепархивали с одного лица на другое. Еды для них тут было довольно: по всему кургану, растянувшись на земле или друг на друге, валялись трупы шранков. Местами они были буквально навалены кучей. Головы болтались на сломанных шеях, лица упирались в неподвижные руки и ноги. Так много! Только вершина холма оставалась чистой.