Слуги Темного Властелина - Страница 119

119

– Я все еще жив потому, что мой отец прошел через ваши земли, когда ты был еще юношей. Он совершил здесь некое преступление, за которое ты стремишься отплатить. Я не думаю, что ты сможешь меня убить, хотя таково твое желание. Ты слишком умен, чтобы удовлетвориться заменой. Ты понимаешь, какую опасность я представляю, и тем не менее все еще надеешься использовать меня как орудие для удовлетворения твоего более сильного желания. Таким образом мое положение зависит от твоей цели.

Короткое молчание. Мысли Найюра пришли в смятение от изумления и согласия. Затем он встрепенулся от нахлынувших подозрений. «Этот человек умен… Война…»

– Ты смущен, – продолжал голос. – Ты предвидел такую оценку, но не рассчитывал, что я выскажу это вслух, а поскольку я ее высказал, ты опасаешься, что я всего лишь подделываюсь под твои ожидания, чтобы ввести тебя в заблуждение относительно чего-то более важного.

Пауза.

– Подобно моему отцу, Моэнгхусу.

Найюр зло сплюнул.

– Для таких, как вы, слова все равно что ножи! Но ножи не всегда достигают цели, а? Переход через Сускару едва не погубил тебя. Быть может, мне следует думать, как шранки.

Чужеземец начал что-то говорить в ответ, но Найюр уже поднялся на ноги и вышел наружу, на чистый степной воздух. Он крикнул помощников. Он бесстрастно смотрел, как его люди выволокли норсирайца из якша и привязали его обнаженным к столбу посреди стойбища. В течение многих часов этот человек плакал, и выл, и молил о пощаде, пока они обрабатывали его в соответствии с древними обычаями. Он даже обделался, такова была его мука.

Анисси заплакала. Найюр ее ударил. Он ничему этому не верил.

В ту ночь Найюр пришел снова, зная, или по крайней мере надеясь, что темнота защитит его.

Под шкурами воняло по-прежнему. Чужеземец был безмолвен, как лунный свет.

– А теперь скажи, какова твоя цель, – велел Найюр. – И не думай, будто я поверил, что мне удалось тебя сломить. Такие, как ты, не ломаются.

В темноте зашелестело.

– Ты прав.

Голос из темноты был теплым.

– Для таких, как я, существует только их миссия. Я пришел за своим отцом, Анасуримбором Моэнгхусом. Я пришел его убить.

И тишина, только слабый южный ветер. Чужеземец продолжал:

– Теперь выбор полностью за тобой, скюльвенд. Похоже, что наши миссии совпадают. Я знаю, где и, что важнее, как найти Анасуримбора Моэнгхуса. Я предлагаю тебе ту самую чашу, которой ты жаждешь. Отравлена она или нет?

Решится ли он использовать сына?

– Чаша всегда отравлена, когда тебе хочется пить, – прохрипел Найюр.

Жены вождя прислуживали Келлхусу, умащивали его поврежденную кожу притираниями, которые сделали старые женщины племени. Иногда он при этом разговаривал с ними, успокаивал их испуганные глаза добрыми словами, заставлял их улыбнуться.

Когда их мужу и норсирайцу пришло время уезжать, они столпились на холодной земле у белого якша и с серьезными лицами наблюдали, как мужчины готовят в путь коней. Они чувствовали твердокаменную ненависть одного и богоподобное равнодушие другого. И когда два силуэта растворились среди трав, женщины уже сами не знали, о ком они плачут: о мужчине, которому они принадлежали, или о мужчине, который их понимал.

Только Анисси знала, откуда эти слезы.

Найюр с Келлхусом ехали на юго-восток, из земель утемотов в земли куоатов. У южных границ пастбищ куоатов их догнали несколько всадников с отполированными волчьими черепами на передней луке седла и перьями на задней. Найюр перебросился с ними несколькими фразами, напомнил им об обычаях, и они ускакали прочь – скорее всего, торопились сообщить своему вождю, что утемоты наконец-то остались без Найюра урс Скиоаты, укротителя коней и самого воинственного из мужей.

Как только они остались одни, дунианин снова попытался втянуть его в разговор.

– Не можешь же ты вечно хранить молчание! – сказал он.

Найюр пристально разглядывал своего спутника. Его лицо, обрамленное белокурой бородой, казалось серым на фоне хмурых далей. На нем была куртка без рукавов, какие носили все скюльвенды, и бледные предплечья торчали из-под мехового плаща. Хвосты сурков, которыми был обшит плащ, покачивались в такт бегу коня. Он был бы совсем как скюльвенд, если бы не светлые волосы да не руки без шрамов – и то и другое делало его похожим на бабу.

– Что ты хочешь знать? – спросил Найюр неохотно и недоверчиво.

Он подумал: хорошо, что его тревожит безупречный скюльвендский, на котором говорит северянин. Это ему напоминание. Он понимал, что, как только северянин перестанет его тревожить, он пропал. Вот почему он так часто отказывался разговаривать с этой мразью, вот почему они все эти дни ехали молча. Привычка тут так же опасна, как коварство этого человека. Как только его присутствие перестанет раздражать и нервировать Найюра, как только этот человек станет для него частью обстоятельств, он тотчас же каким-то образом опередит его в ходе событий и станет незримо направлять все его поступки.

Дома, в стойбище, Найюр использовал своих жен как посредников, чтобы изолировать себя от Келлхуса. Это была лишь одна из многих предосторожностей, которые он принял. Он даже спал с ножом в руке, зная, что этому человеку нет нужды рвать цепи, чтобы наведаться к нему. Он мог прийти в чужом обличье – даже в облике Анисси, – подобно тому, как Моэнгхус много лет тому назад явился к отцу Найюра в обличье его старшего сына.

Но теперь при Найюре не было посредников, которые могли бы его защитить. Он не мог положиться даже на молчание, как рассчитывал он сначала. Теперь, когда они приближаются к Нансурии, им поневоле придется хотя бы обсудить свои планы. Даже волкам нужно как-то договариваться, чтобы выжить в стране псов.

119