Но его спутник и так не сводил глаз с Серве. С ее босых ног, пышных грудей, проступивших под мокрым платьем, но прежде всего – с ее лица. Как будто боялся, что она исчезнет, если отвернуться.
– Так ведь некогда же, – неубедительно возразил он.
– К черту! – бросил первый. – На то, чтобы трахнуть такую красотку, время всегда найдется.
Он с неожиданным изяществом соскочил наземь и вызывающе взглянул на приятеля, словно подначивая его сотворить какую-то пакость. «Делай как я, – казалось, говорил этот взгляд, – и мы здорово позабавимся!»
Всадник помоложе, устрашившись непонятно чего, последовал за своим более закаленным спутником. Он по-прежнему не отрывал взгляда от Серве, и его глаза каким-то образом ухитрялись быть одновременно застенчивыми и распутными.
Они оба возились со своими юбочками из кожи и железа. Тот, что со шрамом, подошел к ней, тот, что помоложе, держался позади с лошадьми. И уже отчаянно теребил свой вялый член.
– Ну, тогда я, может, просто посмотрю… – сказал он странным голосом.
«Их убили, – думала она. – Это я их убила».
– Только смотри, куда сморкаешься, – расхохотался другой. Глаза у него были голодные и совсем не веселые.
«Ты это заслужила».
Человек со шрамом обнажил кинжал, схватил ворот ее шерстяного платья и вспорол его от шеи до живота. Избегая встречаться с ней глазами, он острием кинжала отвел край ткани, обнажив ее правую грудь.
– Ух ты! – воскликнул он.
От него несло луком, гнилыми зубами и горьким вином. Он наконец посмотрел в ее перепуганные глаза и коснулся ладонью ее щеки. Ноготь у него на большом пальце был весь синий – прищемил или отшиб.
– Не трогайте меня! – прошептала Серве сдавленным голосом. Глаза у нее горели, губы дрожали. Безнадежная мольба ребенка, которого мучают другие дети.
– Тсс! – негромко сказал он. И мягко повалил ее на колени.
– Не обижайте меня! – выдавила она сквозь слезы.
– Да ни за что на свете! – ответил он, словно бы даже с благоговением.
Скрипнули кожаные ремни. Всадник опустился на одно колено и вонзил кинжал в землю. Он шумно, тяжело дышал.
– Сейен милостивый! – выдохнул он. Казалось, он сам напуган.
Она вздрогнула и съежилась, когда он провел по ее груди трясущейся рукой. Ее тело содрогнулось от первых рыданий.
«Помогите-помогите-помогите…»
Одна из лошадей шарахнулась в сторону. Раздался звук, словно кто-то рубанул топором сырое, прогнившее бревно. Она мельком увидела младшего всадника: его голова болталась на обрубке шеи, из падающего тела хлестала кровь. Потом в поле ее зрения появился скюльвенд: грудь его вздымалась, ноги и руки блестели от пота.
Всадник со шрамом вскрикнул, вскочил на ноги, выхватил меч. Но скюльвенд словно бы и не замечал его. Он искал взглядом Серве.
– Этот пес тебя ранил? – скорее рявкнул, чем спросил он.
Серве замотала головой, судорожно поправляя одежду. Она заметила рукоятку кинжала, торчащую из прошлогодней листвы.
– Слышь, варвар, – поспешно сказал кидрухиль. Меч у него в руке заметно дрожал. – Слышь, я просто не знал, что это твоя баба… Я не знал!
Найюр смотрел на него ледяным взглядом. В том, как были стиснуты его мощные челюсти, читалась какая-то странная насмешка. Он плюнул на труп его приятеля и усмехнулся по-волчьи.
Всадник подался в сторону от Серве, словно хотел оказаться подальше от места преступления.
– Н-ну, к-короче, друг. З-забирай коней и езжай. Ага? Б-бери все…
Серве показалось, будто она взлетела, подплыла к человеку со шрамом, а кинжал появился в его шее сам собой. Всадник суматошно взмахнул руками и сшиб ее наземь.
Она сидела и смотрела, как он рухнул на колени, хватаясь за шею. Потом выбросил руку назад, словно желая смягчить падение, и опрокинулся на бок, оторвав от земли бедра и сгребая в кучу листву ногой. Повернулся к ней лицом, блюя кровью. Глаза у него были круглые и блестящие. Умоляющие… «Г-г… гы-ы…»
Скюльвенд подошел, присел на корточки, небрежно выдернул кинжал у него из шеи. Потом встал, по всей видимости не обращая внимания на кровь, которая толчками вырывалась из раны. «Как будто маленький мальчик кончает писать», – отстраненно подумала она. Брызги крови попали скюльвенду на грудь и живот и оттуда потекли вниз, до загорелых колен и лодыжек. Умирающий человек все смотрел на нее между ног скюльвенда, глаза его постепенно стекленели и наполнялись сонным ужасом.
Найюр встал над ней. Широкие плечи, узкие бедра. Длинные, рельефные руки, оплетенные венами и шрамами. Кусок волчьей шкуры, свисающий между потных бедер. На миг ужас перед скюльвендом и ненависть к нему оставили Серве. Он спас ее от унижения, а может, и от смерти.
Однако воспоминания о его жестокости и грубости унять было не так-то просто. Звериное великолепие его тела сделалось чем-то жаждущим, сверхъестественно безумным. Он и сам не позволил бы ей забыть. Схватив ее левой рукой за горло, он поднял ее на ноги и прижал к стволу. Правой же он выхватил нож, угрожающе поднес его к лицу Серве, ровно настолько, чтобы она успела увидеть свое искаженное отражение в окровавленном лезвии. Потом прижал острие к ее виску. Кинжал был еще теплый. Она зажмурилась от прикосновения, ощутила, как кровь застучала в ухе.
Скюльвенд смотрел на Серве так пристально, что она всхлипнула. Его глаза! Голубовато-белые на белом, ледяной взгляд, начисто лишенный малейших проблесков милосердия, сверкающий древней ненавистью его народа…
– Пожалуйста… Не убивай меня, прошу тебя!
– Тот щенок, которого ты спугнула, едва не стоил нам наших жизней, девка! – прорычал он. – Еще раз так сделаешь – убью! А попытаешься снова сбежать – я вырежу весь мир, чтобы тебя отыскать, обещаю!