Келлхус понял, что в то время как парадные покои были выстроены с расчетом на то, чтобы производить на гостей неизгладимое впечатление своим размером и величием, личные сады были спланированы с тем расчетом, чтобы создавать ощущение интимности и создавать у допущенных сюда сановников ощущение, что император почтил их своим доверием. Здесь царили простота и изящество, это была скромная душа императора, воплощенная в земле и камне.
Под кипарисами и тамарисками стояли в ожидании айнритские владыки – галеотские, тидонские, айнонские, туньерские и даже несколько нансурцев. Все они толпились группками вокруг скамьи, очевидно предназначенной для императора. Несмотря на то что все они были облачены в парадные одежды и не имели при себе оружия, эти владыки все равно более походили на солдат, чем на придворных. Между них проплывали рабы-отроки, голые по пояс, со стройными жеребячьими ногами, блестящими от масла, придерживая на бедре подносы с вином и разнообразными закусками. Благородные господа опрокидывали один кубок за другим и вытирали сальные пальцы о драгоценные шелка.
Предводители Священного воинства. Все собраны в одном месте.
«Изучение углубляется, отец».
При их появлении все стали оборачиваться в их сторону, и разговоры мало-помалу умолкли. Некоторые приветствовали Пройаса, но большинство открыто пялились на Найюра, осмелев оттого, что они не одни такие любопытные.
Келлхус знал, что Пройас намеренно не давал никому из Великих Имен встречаться с Найюром, чтобы иметь возможность держать момент первой встречи под контролем. Судя по их лицам, это решение было мудрым. Найюр, даже будучи одет как айнрити – в белую льняную тунику ниже колен и серую шелковую накидку, – все равно излучал звериную мощь. Его суровое лицо. Его мощная фигура, стальные руки, способные одним движением свернуть шею любому человеку. Его свазонды. Его глаза как ледяные топазы. Все в нем говорило либо о былых страшных деяниях, либо о не менее страшных намерениях.
На большинство айнрити он произвел глубокое впечатление. Келлхус увидел благоговение, зависть, даже похоть. Они наконец видели перед собой живого скюльвенда, и вид этого человека, похоже, вполне оправдывал те слухи, которые до них доходили.
Найюр сносил эти взгляды с презрением, и сам обводил этих людей глазами так, словно оценивал скот. Пройас что-то шепнул Ксинему, потом поспешно отвел в сторону Найюра и Келлхуса.
Внезапно владыки загомонили все разом, осыпая Найюра вопросами. Ксинем удерживал их, крича:
– Погодите, погодите, сейчас вы услышите все, что он собирается сказать!
Пройас поморщился и буркнул:
– Ну, начало прошло настолько хорошо, насколько вообще можно было рассчитывать.
Келлхус обнаружил, что конрийский принц – человек благочестивый, но в глубине души очень горячий. Он обладал силой и внутренней убежденностью, которая каким-то образом побуждала других людей искать его одобрения. Но в то же время он чересчур настойчиво выводил на чистую воду чужое нечестие и постоянно сомневался в тех людях, которых влекло к его убежденности.
Поначалу это сочетание сомнений и уверенности несколько сбивало Келлхуса с толку. Но после того вечера, проведенного с Друзом Ахкеймионом, он понял, что наследный принц просто приучен к подозрительности. Пройас был осторожен по привычке. С ним, как и со скюльвендом, Келлхусу приходилось действовать косвенно. Даже после нескольких дней обсуждений и расспросов принц по-прежнему держался настороже.
– Они, похоже, беспокоятся, – заметил Келлхус.
– Еще бы им не беспокоиться! – сказал Пройас. – Я привел к ним князя, который утверждает, будто видел во сне Шайме, и язычника-скюльвенда, который, возможно, станет их военачальником.
Он задумчиво посмотрел на других Людей Бивня.
– Эти люди будут вашими товарищами, – сказал он. – Следите за ними. Изучайте их. Они крайне горды, все до единого, а я обнаружил, что гордые люди не склонны принимать мудрые решения…
К чему он клонит, было ясно: скоро их жизни будут зависеть от мудрых решений этих людей.
Принц указал на высокого галеота, который стоял под вьющейся розой, в тени тамариска.
– Это принц Коифус Саубон, седьмой сын короля Эрьеата, командующий галеотскими отрядами. Человек, с которым он спорит, – его племянник, Атьеаури, граф Гаэнри. В здешних краях Коифус Саубон человек известный: он командовал армией, которую его отец послал против нансурцев несколько лет тому назад. Ему удалось одержать несколько побед – по крайней мере так мне рассказывали, – но потом император сделал главнокомандующим Конфаса, и Конфас его опозорил. Быть может, никто на свете не ненавидит Икуреев сильнее, чем он. Но на Бивень и Последнего Пророка ему наплевать.
И снова Пройас не договорил. Значит, галеотский принц – наемник, который будет поддерживать их лишь постольку, поскольку их и его цели совпадают.
Келлхус оценил лицо Саубона, точеный профиль с массивной челюстью, под шапкой рыжевато-золотистых волос. Саубон повернул голову, и они встретились глазами. Галеот кивнул любезно, но сдержанно.
Его пульс чуть заметно участился. Щеки слегка порозовели. Глаза слегка сузились, как будто сощурились от невидимого удара.
«Он больше всего страшится оценки других людей».
Келлхус кивнул в ответ с открытым, бесхитростным выражением лица. Он понял, что Саубон вырос под чьим-то суровым, непрощающим взглядом – жестокого отца или, быть может, матери.
«Он готов выставить свою жизнь напоказ, чтобы посрамить глаза, которые его оценивают».