– Скаур! – сказал Ксерий.
Он никогда прежде не видел этого человека, но каким-то образом понял, что видит перед собой сапатишаха, правителя Шайгека, подлого язычника, чьи нападения южные колонны отражали уже более четырех десятилетий.
Призрачные губы зашевелились, но все, что услышал Ксерий, – это далекий голос, произносящий незнакомые слова с певучей кианской интонацией. Потом настоящие губы под ними тоже открылись и сказали:
– Ты угадал верно, Икурей. Тебя я знаю в лицо по вашим монетам.
– И в чем же дело? Падираджа прислал говорить со мной одного из своих псов-сапатишахов?
Снова пугающий разрыв в движении лиц и звучании голосов.
– Ты не достоин падираджи, Икурей. Я и в одиночку могу переломить твою империю о колено. Скажи спасибо, что падираджа благочестив и соблюдает условия договоров.
– Теперь, когда шрайей стал Майтанет, все наши договоры подлежат пересмотру, Скаур.
– Тем больше причин у падираджи пренебрегать тобою. Ты сам подлежишь пересмотру.
Скеаос наклонился к уху императора и прошептал:
– Спросите, зачем тогда все это представление, если вы теперь не в счет. Язычники устрашились, о Бог Людей. Это единственная причина, отчего они явились к вам таким образом.
Ксерий улыбнулся, убежденный, что старый советник лишь подтвердил то, что он и так знал.
– Но если это так, для чего тогда все эти из ряда вон выходящие меры, а? Для чего отправлять ко мне посланцем лучшего из лучших?
– Из-за Священной войны, которую собираются развязать против нас ты и твои собратья-идолопоклонники. Отчего же еще?
– И оттого, что вы знаете: Священная война – мое орудие.
Гневное лицо искривилось в улыбке, и до Ксерия донесся далекий смех.
– Ты перехватишь у Майтанета Священную войну, да? Сделаешь из нее огромный рычаг, которым ты перевернешь века поражений? Нам известно о твоих мелких потугах связать идолопоклонников договором. Знаем мы и о войске, которое ты отправил против скюльвендов. Дурацкие уловки – все до единой.
– Конфас обещал, что уставит дорогу от степей до моих ног кольями с головами скюльвендов.
– Конфас обречен. Ни у кого не хватит хитрости и мощи на то, чтобы одолеть скюльвендов. Даже у твоего племянника. Твое войско и твой наследник погибли, император. Падаль. Если бы на твоих берегах не собралось сейчас такое количество айнрити, я бы прямо сейчас отправился к тебе и заставил вкусить моего меча.
Ксерий сильнее сжал свою хору, чтобы сдержать дрожь. Ему представился Конфас, истекающий кровью у ног какого-нибудь дикого разбойника-скюльвенда. Зрелище было ужасным, но император помимо своей воли испытал наслаждение. «Тогда у матушки останусь только я…»
Снова Скеаос шепчет на ухо.
– Он лжет, чтобы запугать вас. Мы только сегодня утром получили вести от Конфаса, и все было в порядке. Не забывайте, о Бог Людей, не прошло и восьми лет, как скюльвенды наголову разбили самих кианцев. Скаур потерял в том походе трех сыновей, включая старшего, Хасджиннетa. Постарайтесь раздразнить его, Ксерий! В гневе люди часто совершают ошибки.
Но он, разумеется, уже думал об этом.
– Ты льстишь себе, Скаур, если ты думаешь, будто Конфас так же глуп, как Хасджиннет.
Нематериальные глаза поверх пустых глазниц моргнули.
– Битва при Зиркирте была для нас большим горем, это верно. Но скоро ты и сам испытаешь подобное. Ты пытаешься уязвить меня, Икурей, но на самом деле лишь пророчишь собственное падение.
– Нансурия несла и более тяжкие потери – и тем не менее выжила! – ответил Ксерий.
«Но Конфас не может потерпеть поражение! Знамения!»
– Ну ладно, ладно, Икурей. Так и быть, соглашусь. Бог-в-Одиночестве знает: вы, нансурцы, народ упрямый. Я, пожалуй, даже соглашусь, что Конфас может одержать победу там, где мой собственный сын проиграл. Не стану недооценивать этого факира. Он ведь провел четыре года у меня в заложниках, не забывай! И тем не менее все это не сделает Священную войну Майтанета твоим орудием. Тебе нечем поразить нас.
– Есть чем, Скаур. Люди Бивня не ведают о твоем народе ничего – еще меньше, чем Майтанет. Как только они поймут, что воюют не только против тебя, но и против твоих кишаурим, их военачальники подпишут мой договор. Для Священной войны нужна школа, а у меня эта школа как раз имеется.
Бесплотные губы растянулись в улыбке поверх неподвижного рта Маллахета.
Снова странный, далекий голос:
– Хеша? Эйору Сайка? Матанати ескути ках…
– Что? Имперский Сайк? Ты думаешь, твой шрайя уступит тебе Священную войну в обмен на Имперский Сайк? Майтанет, видно, повыдергал все твои глаза в Тысяче Храмов, а? Что ты видишь, Икурей? Видишь ли ты наконец, как быстро утекает песок из-под твоих ног?
– Что ты имеешь в виду?
– Даже нам известно о планах твоего проклятого шрайи больше твоего.
Ксерий покосился на Скеаоса, увидел, что его морщинистый лоб омрачен скорее тревогой, нежели расчетами… Что происходит?
«Скеаос! Что мне говорить? Что он имеет в виду?»
– Что, Икурей, язык проглотил? – насмешливо окликнул его заемный голос Маллахета. – Так вот, на, подавись: Майтанет подписал пакт с Багряными Шпилями! Багряные маги уже готовятся присоединиться к Священному воинству. Школа у Майтанета уже есть, и такая школа, по сравнению с которой твой Имперский Сайк – ничто, как по численности, так и по могуществу. Так что ты уже сброшен со счетов.
– Это невозможно! – воскликнул Скеаос.
Ксерий стремительно развернулся к старому советнику, ошеломленный его дерзостью.
– В чем дело, Икурей? Ты дозволяешь своим псам выть у тебя за столом?