Слуги Темного Властелина - Страница 77

– Этот человек, – прогремел Найюр, – предал своих родичей на поле битвы!

Юрсалке удалось выкрикнуть:

– Чтобы освободить нас! Чтобы избавить утемотов от твоего ига, извращенец!

– Вы слышали, он сам признался! Он должен быть предан смерти, сам он и все его домочадцы!

– Нет… – прохрипел Юрсалка, но немота вновь брала свое. Где же тут справедливость? Да, он предал своего вождя – но ради чести. А Найюр предал своего вождя, своего отца, ради любви другого мужчины! Ради чужеземца, который умел говорить убийственные слова! Где же тут справедливость?

Найюр раскинул руки, словно хотел схватить грозовые тучи.

– Я – Найюр урс Скиоата, укротитель коней и мужей, вождь утемотов, и я вернулся из мертвых! Кто посмеет оспаривать мое решение?

Дождь продолжал падать вниз, завиваясь спиралями. Все смотрели с ужасом, но никто не решался перечить безумцу. Потом женщина, полукровка, наполовину норсирайка, которую Найюр взял в жены, вырвалась из толпы и бросилась ему на шею, неудержимо рыдая. Она колотила его по груди слабыми кулачками и стенала что-то невнятное. Найюр на миг прижал ее к себе, потом сурово отстранил.

– Это я, Анисси, – сказал он с постыдной нежностью. – Я жив и здоров.

Потом обернулся от нее к Юрсалке. При свете факелов он казался демоном, при свете молний – призраком.

Жены и дети Юрсалки собрались вокруг своего мужа и отца, стеная и завывая. Юрсалка чувствовал под своей головой мягкие колени, чувствовал, как теплые ладони гладят его лицо и грудь. Но сам он не мог оторвать глаз от хищной фигуры своего вождя. Он смотрел, как Найюр схватил за волосы его младшую дочь и оборвал ее визг острым железом. На какой-то ужасный миг она оставалась насаженной на его клинок, и Найюр стряхнул ее, точно куклу, пронзенную вертелом. Жены Юрсалки завопили и съежились. Возвышаясь над ними, вождь утемотов рубил и колол, пока все они не распростерлись в грязи. Только Омири, хромая дочка Ксуннурита, которую Юрсалка взял в жены прошлой весной, осталась в живых. Она плакала и цеплялась за мужа. Найюр схватил ее свободной рукой и поднял за шкирку. Ее рот шевелился в беззвучном крике, точно у рыбы.

– Это и есть ублюдочное отродье Ксуннурита? – рявкнул Найюр.

– Да… – прохрипел Юрсалка.

Найюр отшвырнул ее в грязь, точно тряпку.

– Пусть останется в живых и полюбуется на наши забавы. А потом она заплатит за грехи своего отца!

Окруженный своими мертвыми и умирающими родичами, Юрсалка смотрел, как Найюр наматывает его кишки на руки, покрытые шрамами. Он мельком увидел равнодушные глаза соплеменников и понял, что те ничего не сделают.

Не потому, что боятся своего сумасшедшего вождя, а потому, что таков обычай.

Поздняя осень, 4110 год Бивня, Момемн

С тех пор как Майтанет полгода тому назад объявил Священную войну, несметные тысячи воинов собрались под стенами Момемна. Среди тех, кто занимал достаточно высокое положение в Тысяче Храмов, ходили слухи о том, что шрайя в смятении. Он не рассчитывал на то, что на его призыв откликнется такое огромное количество народа. В частности, он не предполагал, что под знамена Бивня встанет столько мужчин и женщин низких каст. То и дело приходили вести о крестьянах, продавших в рабство своих жен и детей, чтобы получить возможность добраться до Момемна. Рассказывали об овдовевшем сукновале из города Мейгейри, который утопил своих двух сыновей, чтобы не продавать их в рабство. Когда сукновала притащили на местный храмовый суд, он объяснил, что решил «послать их вперед» в Шайме.

И подобные истории пятнали почти каждый отчет, приходивший в Сумну, так что через некоторое время они сделались для шрайских чиновников поводом не столько для тревоги, сколько для отвращения. Что их тревожило на самом деле, так это рассказы, поначалу довольно редкие, о жестокостях, творимых Людьми Бивня, а также об аналогичных жестокостях, обращенных против них. У берегов Конрии сравнительно слабый шквал погубил более девятисот паломников низкой касты, которых пообещали доставить в Момемн на кораблях, непригодных для плавания. На севере банда галеотских флибустьеров, плававших под знаменем Бивня, по пути на юг разграбила не менее семнадцати деревень. Свидетелей галеоты не оставляли, так что разоблачили их, только когда они попытались продать на рынке в Сумне вещи, принадлежавшие Арниальсе, знаменитому миссионеру. По приказу Майтанета шрайские рыцари окружили их лагерь и всех перебили.

А потом еще случилась эта история с Нреццей Барисуллом, королем Сиронжа и, возможно, самым богатым человеком Трех Морей. Несколько тысяч тидонцев наняли его корабли, а платить им оказалось нечем. И он отправил их на остров Фарикс, старинную пиратскую твердыню, что принадлежала королю Раушангу Туньерскому, потребовав, чтобы они в уплату захватили ему остров. Тидонцы и захватили, но чересчур увлеклись. Погибли тысячи невинных душ. Айнритских невинных душ!

Майтанет, говорят, рыдал, услышав эти вести. Он немедленно объявил отлучение всему дому Нрецца. Это означало, что отныне все обязательства, коммерческие и иные, данные Барисуллу, его сыновьям и его посланцам, являются недействительными. Однако отлучение вскоре пришлось снять, поскольку стало ясно, что без сиронжских кораблей начало Священной войны затянется еще на несколько месяцев. В довершение фиаско Барисулл еще добился возмещения в виде льгот на торговлю с Тысячей Храмов. Поговаривали, что нансурский император прислал хитроумному сиронжцу личные поздравления.

Однако ни один из этих инцидентов не вызвал такого резонанса, как то, что в конце концов прозвали Священной войной простецов. Когда до Сумны дошли вести, что первые из Великих Имен, прибывших в Момемн, поддались Икурею Ксерию III и подписали-таки его договор, все встревожились, что вот-вот стрясется нечто неподобающее. Однако колдуны, союзники Майтанета, которые превозносили добродетель терпения и загадочно упоминали о последствиях дерзости, добрались в Момемн лишь тогда, когда Кальмемунис, Тарщилка, Кумреццер и огромные толпы черни, увязавшиеся за ними, уже несколько дней как выступили в поход.