Слуги Темного Властелина - Страница 157

157

Однако в данном случае с самого начала стало очевидно, что этот метод не действует. Он никогда еще не встречал человека, подобного Анасуримбору Келлхусу.

В его голосе все время слышалось какое-то обещание. Временами Ахкеймион ловил себя на том, что и впрямь напрягается, стараясь получше его расслышать – не потому, что этот человек говорил невнятно: напротив, он говорил на диво четко и бегло, учитывая, как недавно он попал в империю, – но потому, что его голос обладал странной глубиной. Он, казалось, нашептывал: «Я скажу тебе больше, куда больше… Ты только слушай внимательно».

И еще – его лицо, настоящая драма, разыгрывающаяся на его лице. В нем была какая-то невинность, стремительность отражавшихся на нем чувств, свойственная только детям – хотя наивным оно отнюдь не казалось. Этот человек представлялся поочередно то мудрым, то веселым, то печальным, и все это искренне, без малейшей фальши, как будто он переживал свои собственные страсти и страсти других людей с изумительной непосредственностью.

И еще его глаза, мягко блестящие в свете костра, голубые, как вода, от одного вида которой хочется пить. Эти глаза ловили каждое слово Ахкеймиона, как будто то, что он говорил, было настолько важно, что его необходимо было слушать максимально внимательно. И в то же время в них виделась странная сдержанность – не такая, как у людей, выносящих суждения, которые они не решаются высказать – у Пройаса, к примеру, – но как у человека, живущего в убеждении, что судить – не его дело.

Однако в первую очередь Ахкеймиону внушало благоговение то, что этот человек говорил.

– А почему ты присоединился к Священному воинству? Они давно уже перешли на «ты», но Ахкеймион все еще пытался убедить себя, будто не доверяет тому, что этот человек сказал Пройасу.

– Ты говоришь о снах, – уточнил Келлхус.

– Ну, видимо, да.

На какой-то миг князь Атритау взглянул на него по-отечески, даже как-то печально, как будто Ахкеймиону еще только предстояло понять правила этого разговора.

– До этих снов моя жизнь протекала в бесконечных грезах, — объяснил он. – Быть может, она сама по себе была сном… А сон, о котором ты спрашиваешь – сон о Священной войне, – был сном, который пробуждает. Сон, от которого вся предыдущая жизнь становится сном. Что же делать, когда тебе приснился такой сон? – спросил он. – Неужели снова уснуть?

Ахкеймион ответил улыбкой на его улыбку.

– А ты мог?

– Уснуть? Нет. Ни за что. Даже если бы и захотел. Ведь сон не приходит, если хочешь заснуть. Его нельзя схватить, как яблоко, чтобы утолить голод. Сон – он как невежество или забвение… Чем сильнее стремишься к таким вещам, тем дальше они ускользают.

– Как любовь, – добавил Ахкеймион.

– Да, как любовь, – негромко подтвердил Келлхус и мельком взглянул на Серве. – А зачем присоединился к Священному воинству ты, колдун?

– Сам не знаю… Видимо, потому, что меня послала сюда моя школа.

Келлхус мягко улыбнулся, как бы признавая общую боль.

– Но с какой целью ты здесь находишься? Ахкеймион прикусил губу, но в остальном не стал уклоняться от унизительной истины:

– Мы ищем повсюду древнее, безжалостное зло, – ответил он медленно и неохотно, как человек, привычный к тому, что над ним насмехаются. – Зло, следов которого мы не можем найти уже более трехсот лет. И тем не менее каждую ночь нас терзают сны об ужасах, которые некогда натворило это зло.

Келлхус кивнул, как будто это безумное признание соответствовало чему-то в его личном опыте.

– Не правда ли, трудно отыскивать то, чего даже не видно?

Эти слова наполнили Ахкеймиона неизъяснимой печалью.

– Да… Очень трудно.

– Что ж, Ахкеймион, видно, у нас с тобой много общего.

– Что ты имеешь в виду?

Однако Келлхус не ответил. Да в этом и не было нужды. Ахкеймион осознал, что этот человек почувствовал его прежнее недоверие и ответил на него, продемонстрировав, как это нелепо, когда один человек, верящий в собственные сны, отказывает в доверии другому, который поверил в свой сон. И внезапно Ахкеймион понял, что уже верит этому человеку. А иначе как бы он мог верить себе?

Невзирая на такие мимолетные наставления, Ахкеймион обнаружил, что поведение этого человека и его манера вести беседу не имеют ничего общего с навязчивостью и безапелляционностью. Их разговор был свободен от того неуловимого соперничества, которое обычно витает в воздухе во время мужских разговоров, точно запах, иногда приятный, но чаще противный. Благодаря этому их беседа походила скорее на путешествие. Иногда они смеялись, иногда умолкали, находясь под впечатлением серьезности обсуждаемой темы. И эти моменты были точно остановки в пути, маленькие убежища, по которым отмеряют путь большого паломничества.

Ахкеймион осознал, что этот человек вовсе не стремится к тому, чтобы в чем-то его убедить. Разумеется, были вещи, которые он хотел ему показать, сведения, которыми надеялся поделиться, но все это подавалось в рамках общего взаимопонимания. «Давай будем вместе воспринимать вещи сами по себе. Давай получше узнаем друг друга».

Прежде чем прийти к этому костру, Ахкеймион готовился отнестись с большим подозрением ко всему, что ни скажет этот человек, и даже с ходу отвергнуть большую часть его рассказов. На Древнем Севере обитали ныне бесчисленные полчища шранков, его великие города: Трайсе, Сауглиш, Миклы, Кельмеол и другие, – представляли собой опустошенные руины, уже две тысячи лет как безжизненные. А там, где бродят шранки, ни одному человеку не пройти. Древний Север оставался для Завета загадкой. Неразрешимой загадкой. И Атритау был лишь одиноким маячком во тьме, хрупким огоньком в седой, огромной тени Голготтерата. Последней искрой, сбереженной от темного сердца Консульта.

157